Почти наискосок от собора, через небольшой бульвар, возвышается самой обыкновенной архитектуры, почти без каких-либо украшений, двухэтажный длинный белый дом. Этот дом местожительство комендантов Петербургской крепости, известный под названием обер комендантский дом. Где и когда был построен первоначальный дом для жилья коменданта, мы не знаем, но по некоторым данным можно предполагать, что этот первоначальный дом был деревянный и к 1735 году пришел в дряхлость. — В инженерной или, как тогда звали, фортификационной конторе было заведено дело о постройке нового дома. Перипетии этого дела очень любопытны, так как они вполне характеризуют строительное дело первой половины XVIIIвека в С.Петербурге.
Таким образом, 15 июля 1735 года начато дело о построении оберкомендантского дома (*74 прим.), в первой бумаге описывается в очень ярких красках состояние существовавшего, дома: и потолки рушатся, и полы проваливаются, и стены еле-еле держатся, словом, оберкомендантский дом совершенно для житья непригоден; но, несмотря на эту картину, только через четыре года, 8 мая 1739 года (*75 прим.) появляется извещение в такой редакции: «В здешней крепости надлежит не упуская нынешнего ко строению способного времени построить обер комендантский каменный двор по учиненному в фортификационной конторе чертежу и в назначенном от оной месте, чего ради желающие построить могут являться в оную контору». Таким образом, потребовалось четыре года, чтобы составить план, смету постройки, выбрать для постройки место, и оберкомендант, несмотря на невозможное, судя по вышеприведенному рапорту, состояние старого дома, прожил в нем и эти четыре года. В этом извещении особенно характерны набранные курсивом слова: «не упуская нынешнего ко строению способного времени», из дальнейшего изложения вполне ясно, как понималось в то отдаленное от нас время это выражение.
Рис. 9. Оберкомендантский дом
9 декабря 1740 года, т. е. еще спустя год — «в здешней крепости определено построить обер комендантский каменный дом, по чертежу, будущим летом» (*76 прим.), т. е. в 1741 году, но 30 сентября 1742 года (*77 прим.) все еще продолжаются вызовы подрядчиков на постройку обер комендантского дома, и только в 1747 году (*78 прим.), т. е. через 12 лет после начатия дела о постройке — этот дом был построен и без особых внешних перемен просуществовал до нашего времени.
Обер комендантский дом может и должен нас интересовать по очень многим грустным, тяжелым воспоминаниям: вот первое из них (*79 прим.): «После ужина я — писал декабрист И. Д. Якушкин — долго не мог уснуть, и только что начал дремать, дверь с шумом растворилась, и Трусов (плацадъютант) вошел ко мне с обыкновенною свитой. Мне принесли мое платье и шубу, сняли с меня железа (т. е. кандалы), и когда я оделся, то надели их опять.
Трусов взял у офицера 4 ключа от моих замков. По его совету я сделал из носового платка подвязку, посредством которой держал ножные железа. Трусов накинул мне на голову свой носовой платок и повез меня в дом к коменданту. Тут из рук его кто-то принял меня и посадил за ширмы, несмотря на которые и на платок, я мог видеть прислугу, носившую блюда в соседнюю комнату. Около полуночи меня взяли за руку и повели в те комнаты, в которых перед этим ужинали. В первой из этих комнат я ничего не мог видеть сквозь платок, кроме множества свечей и столов, за которыми сидели люди и писали. Из этой комнаты меня привели в довольно большую залу, также очень ярко освещенную. Руку мою опустили, я остановился, и с меня сняли платок. Я стоял посреди комнаты, шагах в 10 от меня стоял стол, покрытый красным сукном. На крайнем конце его сидел председатель следственной комиссии Татищев, рядом с ним великий князь Михаил Павлович, сбоку от Татищева сидели князь А. Н. Голицын и Дибич, 3й стул был порожний (Левашева) и 4е место занимал Чернышев. По другую сторону стола около великого князя сидел Голенищев Кутузов, потом Бенкендорф, Потапов и полковник флигельадъютант Адлерберг, который, не будучи членом комиссии, записывал все сколько-нибудь важное, чтобы тотчас доставлять императору сведения о ходе дела. Когда сняли с меня платок, с минуту во всей комнате продолжалось молчание. Наконец, Чернышев махнул мне пальцем и весьма торжественным голосом сказал: «Приближьтесь». Подходя к столу, я нарушил моими цепями тишину в комнате. Начался формальный допрос».
В тех же записках мы читаем и другое описание (*80 прим.): «В начале июля (1826 г.) меня повели в дом коменданта и привели в небольшую комнату, где за столом на председательском месте сидел бывший министр внутренних дел князь Ал. Бор. Куракин, направо и налево от него сидели еще человек 6, членов суда. Бенкендорф присутствовал как депутат от комитета. Сенатор Баранов очень вежливо предложил пересмотреть лежащие перед ним бумаги и спросил, мои ли это показания.
Рис. 10. Зала заседаний в комендантском доме (рисунок Зубкова).
Прочесть все эти бумаги было невозможно в короткое время, да и к тому же я очень понимал, что меня не затем призвали, потому что 121 подсудимых должны были в одни или не более как в двое суток поверить
все свои показания и бумаги. Я перелистывал кое-как бумаги, которых Баранов даже не выпускал во все время из рук»...
И, наконец, третий отрывок оттуда же (*81 прим.)… «Трусов провел через ряд пустых комнат, и мы прошли, в верховный уголовный суд. Митрополиты, архиереи, члены государственного совета и генералы сидели за краевым столом, за ними стоял сенат. Все были обращены лицами к подсудимым. Нас шестерых выстроили гуськом. Министр юстиции князь Лобанов очень хлопотал, чтобы все происходило надлежащим образом.
Обер секретарь, пресмешной наружности, первоначально сделал нам перекличку, и когда Кюхельбекер не скоро откликнулся на свое имя, то Лобанов закричал повелительным голосом: «Да отвечайте же, да отвечайте же!» Потом началось чтение приговора. Когда прочли мое имя в числе приговоренных к смертной казни, мне показалось это только смешным фарсом — и в самом деле, нам всем шестерым смертная казнь была заменена ссылкою в каторжные работы на 20 лет. После этого меня отвели опять в 1й нумер равелина».
Вышеописанные сцены происходили в 1826 году, ими было положено начало, и обер комендантский дом не раз затем служил тем же местом, тем же страшным судилищем, каким он был для декабристов. Процесс Петрашевцев, дело Чернышевского, Писарева, заседания по Каракозовскому делу, и, кажется, последний раз профанация суда — ведь нельзя же все вышеприведенные судебные процессы называть судом —над АлександромСоловьевым, покушавшимся на жизнь Александра II, происходили в этом не особенно большом двухэтажном доме... Все эти факты заставляют нас отнестись далеко не равнодушно к так называемому «обер комендантскому дому» в Петропавловской крепости.
| Предыдущая страница | Следующая страница |