Санкт-Петербург

www.opeterburge.ru

Всё, что нужно знать о Петербурге

Петродворец (б. Петергоф) ч.1

    Из всех загородных дворцов и парков больше всего связан с памятью Петра Петергоф. Когда в наши дни враг был изгнан из окрестностей Ленинграда и возник вопрос о переименовании этого города, дворцы и парки которого славились во всём мире, было решено сохранить за ним имя его основателя, — и он был переименован в Петродворец.

1petrodvorets

    Пётр на своем пути к острову Котлину, где была заложена крепость Кроншлот (впоследствии Кронштадт) останавливался у низкого берега Финского залива, откуда были видны остров Котлин и дельта Невы с городом. На этом месте у самого моря был построен голландский домик Монплезир (Моя услада). Приказ Петра о строительстве Петергофа относится к 1707 г.

    Монплезир так прижат к морю, .что волны легко заливают устроенную перед ним террасу. Галереи  этого голландского домика, совершенно сквозные, придают ему прозрачность; море видно сквозь него.

    Монплезир, наряду с домиком Петра Великого на Петроградской стороне к Летним дворцом Летнего сада, характеризует лучше всех других зданий, уцелевших до нашего времени, вкусы Петра. Высокая крыша Монплезира имела три уступа и была окрашена под черепицу, как стены Петровского домика на берегу Невы были окрашены под кирпич. Завершалась она золотой резной вазой. В домике сохранялся петровский кубок Большого орла. Монплезир был тем зерном, из которого вырос Петергоф.

monplaisir palace and garden in peterhof

    На краю террасы, образовавшейся над плоской и низменной полосой земли, омываемой морем, в 1716 г. архитектором Леблоном («прямая диковина», как называл его Пётр) было начато строительство Большого дворца, достроенного уже при Елизавете Петровне Варфоломеем Растрелли, который приступил к работе в 1745 г.

    Большой дворец слит в одно художественнее целое со склонами зелёного кряжа, с которых спускаются лестницы, украшенные, как и сам дворец, золочёными статуями и вазами. По кряжу скользят струи каскадов. Центральная часть дворца соединена с флигелями (церковный корпус и корпус с гербом) лёгкими галереями.

    В бель­этаж дворца вела «Купеческая лестница», богато украшенная золотыми статуями и вазами. Внутри дворца петровская эпоха лучше всего была отражена в «Кабинете Петра I», где стены облицованы дубовыми панно работы Пино.

    Искусный резчик наряду с рельефами голов греческих богов представил и голову русского мужика в ямской шапке. Особо было выделено панно, посвященное славе Петра Великого.

    В кабинете сохранялись «Пункты о Петергофе» с собственноручной подписью царя. Среди этих пунктов, например, значилось: «Неразуфся с сапогами или башмаками неложится на постели».

ballroom at the grand palace in peterhof

    Для Большого дворца особенно характерны два зала его торжественной анфилады. Это, во-первых, Петровский зал, во всю ширь дворца, прорезанный двумя рядами окон, из которых открываются виды на Верхний и Нижний парки, а также на море. Петровский зал украшал большой гобелен, изображающий Петра, спасающего во время бури на Ладожском озере лодку с рыбаками среди разъярённых волн. Этот гобелен был подарен Наполеоном Александру I в 1804 г. Другой зал, Пикетный, был посвящен основной теме Петергофа — водной стихии. Здесь была собрана серия картин, изображающих различные эпизоды славного Чесменского боя, работы художника Геккерта. Эти картины представляют все перипетии боя. Они показывают, как малочисленный флот, благодаря беспредельной отваге русских моряков, искусному маневрированию адмиралов, уничтожил мощный, многочисленный вражеский флот. Может быть, образ, созданный Пушкиным, когда он у Чесменской колонны Царского села вспоминал Алексея Орлова:

— «пред кем морей пожар

и плавал, и летал» —

возник перед этой патетической серией батальных марин. Особую торжественность Пикетному залу придавали его праздничные, белые стены с изящной лепкой работы Фельтена.

    После свойственной Растрелли весёлой, сверкающей роскоши, этот зал кажется особенно лёгким, спокойным и торжественным. Это прекрасно оттеняют напряжённые, полные движения сцены  Чесменского боя.

sea canal in the lower park of peterhof

    Против Большого дворца, под террасой — площадка, в центре которой — колоссальный фонтан Самсон. Легендарный богатырь своими могучими руками разрывает пасть льву. Из пасти побеждённого царя зверей бил мощный столб воды, достигавший 20 метров высоты. В день «Сампсония» была одержана в 1709 г. «Полтавская виктория», окончательно закрепившая за Россией выход к Балтийскому морю, дельту Невы с новым городом Санкт­Питербурхом. Богатырь символизирует русский народ, а поверженный лев — его врага. Фонтан был сооружён при жене Петра Екатерине I. Золочёная статуя, которая стояла здесь перед Великой Отечественной войной, принадлежит резцу скульптора Козловского (мастера времён Екатерины II). Самсон выделяется на фоне грандиозного грота, составляющего центр Большого каскада. По склонам зелёного кряжа спускаются по уступам водопады. Между ними лестницы, украшенные золочёными статуями и вазами, из которых бьют тонкие струи воды. Многочисленные скульптуры, маскероны, рельефы украшают обрамление большого бассейна, в центре которого и бьёт фонтан Самсон. Из бассейна прямой канал ведёт к морю.

    У его истока — древний старец Волхов (работа Щедрина) и дева Нева (работа Прокофьева). Всюду бьёт вода. Пыль от её струй, отливающая всеми цветами радуги, окружает перламутровой дымкой сверкающие золотом статуи. По обе стороны канала — аллеи. Это аллеи не лип, не дубов — это аллеи фонтанов, светлые струи которых выделяются на тёмной хвое дерев Нижнего парка. Этот канал, эта площадка с бассейном «Ковшом», грот с каскадами, лестницы, верхняя терраса с балюстрадой и венчающий всё это Большой дворец создают единственный в мире ансамбль.

    Игра воды в Петергофе чрезвычайно разнообразна. Вода бьёт кверху из римских фонтанов­водомётов, скользит в каскадах по скатам кряжа («Золотая гора» и «Шахматная гора» — «Драконов каскад»), взлетает сотнями тончайших струек, сливающихся в «Пирамидку», трепещущую в солнечных лучах, разбрасывается во все стороны по радиусам вокруг «Золотого солнца». Вода окатывает неосторожного посетителя под «Дубком», под «Грибком». Наконец — один из самых старых фонтанов, напоминающий нюренбергскую игрушку:  пастушок сидит на островке, а в маленьком прудике собака преследует уток. Время от времени собачонка тявкает, утка крякает, и из фонтана выбрасывается столб воды.

    Все эти воды: журчащие, бурлящие, разбрасывающие свои брызги при ветре на дорожки, на газоны и на рощицы, наполняют парк своей особенной песней воды. А в те дни, когда ветер гуляет по морю и на мутных водах Финского залива вздымаются белые гребни, с шумом парка сливаются: отдалённый гул моря и плеск прибрежных волн.

    Следует ли называть Петергофский парк русским Версалем? Безусловно, нет!

grand cascade in peterhof

    Это уподобление затушёвывает ему одному присущую особенность. Здесь представлена водная стихия, подчинённая творческой воле и прихотливой фантазии человека. Здесь все впечатления определяются близостью моря, с которым дворец соединён каналом с его аллеей фонтанов. Здесь Нептун со своим трезубцем воспринимается как естественный владыка этих мест. Да и весь Петергоф с его дворцом, вознесённым над Большим каскадом, может показаться каким-то сказочным видением, возникшим над морской гладью Финского залива.

    Этот чудесный мир, естественно, должен был вдохновлять наших поэтов. И, тем не менее, Петергофу не суждено было, подобно Царскому селу, сделаться «городом муз». Многие поэты, классики русской литературы, побывали в нём. Ломоносов оставил след своего посещения в пометке «По дороге в Петергоф», сделанной им под стихотворением «Кузнечик дорогой». Но во всём литературном наследии этого вдохновенного учёного и поэта XVIII века нельзя, найти никаких образов любимого Петром приморского уголка. Посещали Петергоф и проживали в нём и Державин, и Карамзин, и Жуковский, и Пушкин. И всё же, как мало обогатилась паша поэзия образами Петергофа!

    Певец Фелицы посвятил одно стихотворение дому Петра в его приморском Эдеме — «На Петергоф» (1771 г.):

Приморская страна! Места преузорочны!

Где с шумом в воздух бьют стремленья водоточны,

Где роскоши своей весна имеет трон,

Где всюду слышится поющих птичек тон.

Где спорят меж собой искусство и природа,

В лесах, в цветах, в водах, в небесном блеске свода.

И словом, кто Эдем захочет знать каков,

Приди и посмотри приморский дом Петров.

    Поэт удачно отметил ту борьбу искусства с природой, которая в этой «приморское стране» нашла наиболее яркое выражение и ощущается здесь на каждом шагу, несмотря на общую гармоничность всех впечатлений от дворца и парка.

    Но в этом стихотворении Державина ощущается некоторая натянутая торжественность. В нём нет силы подлинного чувства, как в его стихах, посвященных Царскому селу.

    В творчестве Пушкина тоже нет непосредственных отсветов Петергофа. Несомненно, поэт бывал здесь в период своей петербургской жизни. Есть сведения, что он некоторое время даже гостил в Петергофе у Карамзиных. Историограф пишет И. И. Дмитриеву 11 июля 1818 г.: «Мы наслаждались петергофским праздником и ораниенбаумским, хотя иллюминация и фейерверк не весьма удалися. Время было прекрасное; людей множество. Несмотря на ветер довольно сильный, мы с женой, с детьми, с Тургеневым, Жуковским, Пушкиным (которые все у нас жили в Петергофе) сели на катер и носились по волнам Финского залива часа два или более; одна из них облила меня с головы до ног, но мы были веселы и думали о том, как бы съездить морем подалее».

fountain festival in peterhof

    Это была эпоха создания «Руслана и Людмилы». В конце декабря 1818 г., по сообщению А. И. Тургенева, Пушкин работал уже над 4­й песней своей поэмы. Во 2­й песне поэт описал сады Черномора:

И наша дева очутилась

В саду. Пленительный предел:

Прекраснее садов Армады

И тех, которыми владел

Царь Соломон иль князь Тавриды...

……………………………………………………

...Летят алмазные фонтаны

С весёлым шумом к облакам;

Под ними блещут истуканы

И, мнится, живы; Фидий сам,

Питомец Феба и Паллады,

Любуясь ими, наконец,

Свой очарованный резец

Из рук бы выронил с досады.

Дробясь о мраморны преграды,

Жемчужной, огненной дугой

Валятся, плещут водопады,

И ручейки в тени лесной

Чуть вьются сонною волной.

Приют покоя и прохлады,

Сквозь вечну зелень здесь и там

Мелькают светлые беседки;

Повсюду роз живые ветки

Цветут и дышат по тропам.

    Здесь легко отметить ряд черт, сближающих Петергофский парк со сказочными садами Черномора. Конечно, для создания этого описания имелось достаточно литературных традиций («Освобождённый Иерусалим» Торквато Тассо, «Неистовый Роланд» Ариосто, «Эрос и Психея» Лафонтена). Но мы, однако, знаем, как охотно Пушкин включал в своё творчество и преломлял в нём опыт общения не только с людьми, но и с местами. Посещения Петергофа должны были дать материал для творческой лаборатории Пушкина. Петергофские парки, своей «восточной роскошью» напомнившие избалованному зрелищами маркизу де­Кюстину сказки Шехерезады, не могли не произвести ещё более яркого впечатления на юношу Пушкина.

  Предыдущая страница                  Следующая страница