Санкт-Петербург

www.opeterburge.ru

Всё, что нужно знать о Петербурге

Часть 8 глава 2

     Дополняем этот рассказ еще некоторыми подробностями со слов одного из официальных участников казни (*110 прим.).

     «В полночь, это, начали съезжаться в крепость начальствующие лица: Павел Васильевич Кутузов, — тогда был он генерал­губернатором, жандармский шеф (sic?! жандармский шеф появился гораздо позже), полициймейстеры. Много приехало. Пошла такая суета, что ужас.

     Знаешь, приготовления все эти. Надобно тебе сказать, что и прежде все с виселицею бились, никак не могли найти, кто бы взялся строить её. Как ты будешь её строить, когда весь век не видал? Взялся за это Посников полициймейстер, да при нем архитектор Горней. Виселицу строили где-то в тюрьме, потом разобрали и ночью должны были привезти в крепость. Только, братец ты мой, долго не везут. Такая пошла суматоха. Генерал­губернатор Кутузов из себя выходит просто. В это время из царской фамилии в Петербурге никого не было. Всем этим распоряжался Кутузов... Наконец, привезли виселицу, начали ставить. Не так ли что было сделано или забыли что, не знаю, говорили потом, что будто перекладина пропала, а кто их знает, вряд ли правда. Как ей пропасть. Что-нибудь там может повредилось, это другое дело, только надо было починку произвести. Копались с виселицею долго. Как ни понукали, братец ты мой, как ни спешили, а все уже дело подходило ко дню. В четыре часа еще виселицу ставили. Нас привели в коридор казематов в Алексеевской равелине. Затворили двери казематов и позвали преступников. Крикнули: пожалуйте, господа! Они уже были готовы и вышли в коридор; руки и ноги их были связаны так, что руки были опущены вдоль туловища, а ногами они могли делать самые маленькие шаги. Они протянули друг другу руки и крепко пожали. Некоторые поцеловались. Мы пошли в таком порядке ­ впереди шел офицер Павловского полка, командир взвода, поручик Пильней, потом мы пятеро в ряд (представители полиции) с обнаженными шпагами. Мы были бледнее преступников и более дрожали, так что можно было сказать скорее, что будут казнить  нас, а не их. За нами шли в ряд же преступники. Позади их двенадцать павловских солдат и два палача. Мы двигались вперед медленно, едва переступая, потому что преступники со связанными ногами не могли почти итти.

     Таким порядком вышли мы на кронверк. Парка этого тогда не было в заводе. На месте его был голый пустырь, и на нем кой-где валялись нечистоты и разная дрянь. Кронверк состоял из земляных валов и отделялся от поля и крепости водяными рвами. Дорогою преступники говорили между собою, но что они говорили, нельзя было слышать. Когда мы перешли мост на кронверк, то увидели там солдат с ружьями, толпу преступников и два эшафота. На одном была устроена виселица. Сперва исполняли приговор над остальными: снимали с них платье на эшафоте, надевали на них арестантское, ломали над головами шпаги... Того, над кем уже исполнен был приговор, сейчас же уводили в крепость и сажали в каземат; оттуда уже отправляли в ссылку. В ссылку, братец ты мой, возили их тоже по ночам, эдак, знаешь, перед утром, когда на улице нет народа... Когда пришла очередь вешать, к ним опять подошел Мысловский, говорил с ними, напутствовал их еще раз к отходу и дал приложиться к кресту. Потом на них надели этакие мешки, которыми они были закрыты от головы до пояса. На шеи им на веревках надели аспидные доски с именами и виною их.

image010 horz

     Мы опять выстроились в порядок для шествия на эшафот под саму виселицу. Под самой перекладиной был сделан возвышенный помост, на него надобно было всходить по деревянному очень пологому откосу. Они были совершенно спокойны, но только очень серьезны, точно как обдумывали какое-нибудь важное дело. Мешки им очень не понравились, они были недовольны, и Рылеев сказал, когда ему стали одевать мешок на голову: «Господи, к чему это! » Палачи стянули им руки покрепче. Один конец ремня шел спереди тела, другой сзади, так что они рук поднять не могли. На палачей они смотрели с негодованием. Видно, что им было крайне неприятно, когда до них дотрагивались палачи. На шеи преступников надели петли и помост, на котором они стояли, опустили из ­ под их ног. Так это было уже устроено. Они повисли и забились, заметались. Тут трое средних и сорвались. Веревки лопнули, они и упали вниз.

     Как упали, так разбились в кровь, упали то с размаха. Кутузов сперва прислал адъютанта, а потом и сам лезет, кричит, ругается. «Вешать их, вешать скорей!» кричит Кутузов. И Боже ты мой, стал тут кричать и ругаться. Подняли опять на помост и вновь накинули петли. Их повесили опять. А, говорят, вешать в другой раз не следовало. Это тоже Кутузова вина. За рвом было немного народу. Рано было, и никто ничего не знал; оттого и не собрались. Народ тоже это зашумел что-то. Кутузов на них закричал, а музыка еще громче играть. Простые марши играли и разные штуки. Прошло этак с полчаса, доктор говорит, что они давно померли. Велели их снимать. Сняли, братец ты мой. У всех вылезли предлинные языки, а лица были синие такие, почти черные. Их сложили на телегу и сдали полицмейстеру полковнику Дертау; он был назначен хоронить их. На день тела поставили в сарай на кронверке же. Виселицу живо разобрали»...

     Быть может, этот рассказ не рассказ очевидца, даже вполне, вероятно, что он более позднейшего сочинения, особенно подозрительно то место, где очевидец казни декабристов рассказывает о парке, который появился спустя двадцать лет, но во всяком случае этот рассказ передает верно психологию момента и многие подробности, дополняющие вышеприведенный рассказ Якушкина.

   Считаем уместным в заключение привести всеподданнейший рапорт исполнителя казни Кутузова. Этот рапорт настолько характерен, что дополнять к нему ничего не приходится: «Экзекуция кончилась с должною тишиною и порядком, как со стороны бывших в строю войск, так со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы, при первом разе трое, а именно: Рылеев,

    Каховский и Муравьев сорвались, но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть. О чем Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу».

   Предыдущая страница                          Следующая страница