«Век Екатерины», сменивший елизаветинское время, внёс существенные изменения в облик Сарского села.
На богатые пласты русского барокко наслоилась классика, выражавшая характер новой эпохи. К концу XVIII века резиденция приобрела тот художественный облик, кодеры и в основном сохранялся вплоть до нашего времени. "Рядом с дворцом, названным Елизаветой в честь её матери Екатерининским, вырастает, сливаясь с ним, новый дворец, обращенный своим фасадом к «Собственному садику». Подвергся некоторым изменениям и старый дворец. Исчезла золоченая лестница, над которой поднимался золочёный купол; изменились антикамеры, соединявшие парадный вход с Большим залом. В антикамерах при Елизавете размешались царедворцы ь ожидании выхода императрицы в тронную залу. Две из этих антикамер были перестроены коренным образом.
Вместо них архитектор Ч. Камерон создал в более строгом и изящном стиле два зала: Арабесковый и Лионский; первый был сделан в подражание лоджиям Рафаэля в Ватикане; второй был заткан лионским шёлком с изображениями золотистых фазанов. Его паркет из драгоценных сортов дерева (палисандра, амаранта, чёрного дерева) с перламутровыми инкрустациями соответствовал новым требованиям роскоши, более изысканным, чем роскошь елизаветинских времён.
Третий зал, на месте исчезнувшей золочёной лестницы, был превращен в Восточный зал с детской сказочной китайщиной. В нем пагоды с сотней маленьких колокольчиков, огромные фарфоровые вазы с драконами, мандарины, качающие своими фарфоровыми головками, и пр. Отсюда анфилада делает поворот под прямым углом. Здесь четыре зала: «Серебряный кабинет», «Спальная» из белого стекла с лиловыми колонками, «Табакерка» — маленькая диванная с изящной отделкой, напоминавшая табакерочку той эпохи, когда и «красавицы нюхали табак», и, наконец, последний зал дворца, как бы сквозной, отражающий в своих зеркалах парк. Отсюда, через портик в помпейском, стиле, выход на террасу — висячий сад «Семирамиды Севера».
От висячего сада к парку спускается пандус, украшенный жертвенниками. За террасой против пандуса — агатовые комнаты. Это — классические «термы» (бани), где омовения сочетались с умственными занятиями и спортом. В нижнем помещении находились роскошные бани, а вверху превосходная библиотека (впоследствии переданная лицею) и прекрасные произведения античного искусства — статуи, вазы, мозаика. «Вот за сим портиком два яшмовые и порфирные кабинета и библиотека, куда удалялась Екатерина в знойные летние дни обретать приятную прохладу и беседовать с мудрецами».
Против портика, за висячим садом — Камеронова галерея, носящая имя своего зодчего. Над скалой из дикого пудостского камня поднимается лёгкий белый храм, окружённый ионической колоннадой. В скале как бы высечена лестница, идущая вниз первоначально двумя спусками, а потом сливающаяся в одну и нисходящая широкими ступенями к озеру. На двух площадках, справа и слева замыкающих широкую лестницу, стоят две гигантские статуи: Геракла и Флоры — олицетворение стихийных сил. Эта массивная бронза гармонирует с диким камнем первого этажа. При подъёме на лестницу на первой площадке посетителя встречали бюсты римских императоров Тита и Марка Аврелия, особо чтимых в эпоху «просвещённого абсолютизма» и многократно воспетых в ХѴП и XVIII веках в стихах и прозе.
При подъёме на лестницу, перед входом в целлу храма, стояли бюсты Александра. Македонского и Ромы (богини Рима) в шлеме, украшенном изображением волчицы, кормящей Ромула и Рема; тут же в углу, обращенном к озеру, — бюст Минервы:
«Не се ль Минервы росской храм!»…
На террасе, непосредственно окружающей храм, возле колонн — многочисленные бюсты богов, героев и великих мужей древности. Среди них находилась и превосходная статуя Гудона, изображающая теоретика «просвещённого абсолютизма» — Вольтера. Эта статуя дважды подверглась гонению: со стороны Павла I и со стороны Николая I («уберите эту старую обезьяну!»). Долгие годы пролежала она в дворцовых подвалах, пока не заняла почётное место в собрании скульптур Эрмитажа.
Близ Сарского села, за Павловском, Екатерина устроила для своих внуков «увеселительный сад». Его создавали по плану, разработанному А. Самборским, придворным священником. «Александров увеселительный сад» должен был служить иллюстрацией к сказке Екатерины II о царевиче Хлоре.
Здесь посетитель мог найти не только «дворецшатёр» хана «Киргизкайсацкие орды», шатёр «лентяги Мурзы», но и храм Мудрости — «храм розы без шипов», ,на холме, окружённом с трёх сторон водою. Самборский ввёл в этот «увеселительный сад» и другие сюжеты, ещё более характерные для своего времени. Там был источник нимфы Эгерии (легендарный римский царь Нума Помпилий слушался советов этой премудрой нимфы). На опушке рощи помещался круглый храм Цереры — богини земледелия, откуда открывался вид на колосящиеся поля, поднимавшиеся к «Царской Славянке». Наконец, в этом парке был и античный рай — Елисейские поля, где помещались статуи Тита и Марка Аврелия.
Вблизи Екатерининского дворца на оси, пересекающей французскую часть Александровского парка, воздвигается дворец для Александра. Строителем его назначается крупнейший архитектор того времени Кваренги. Этот итальянец учился у себя на родине не столько по чертежам своих учителей, сколько на подлинниках великих мастеров древности, памятники которых рассеяны по лицу его родной страны. Екатерина предложила Кваренги создать дворец для её внука Александра, как памятник Вольтеру, имя которого было уже прославлено в Камероновой галерее. Дворец должен был явиться подобием фернейского замка Вольтера. Но Кваренги шёл своим путём. В отличие от соседнего Екатерининского, дворец, построенный Кваренги, лишён статуй, барельефов, декоративных ваз. Формы нового дворца говорят языком чистой архитектуры — величавой гармонией масс, спокойствием и чёткостью линий. Двойная коринфская колоннада является единственным украшением дворца. Внутри, под центральным куполом, тройной зал заставляет вспомнить архитектурный ландшафт «Афинской школы» Рафаэля в Ватикане. Новый дворец в «стране гипербореев» близ Северной Пальмиры должен был возродить, по замыслу Кваренги, лучшие античные традиции.
Екатерининский парк полон «памятников славы», разбросанных вокруг большого пруда — «озера». П. Свиньин свидетельствует: «...Екатерина превратила очаровательное сие обиталище в пантеон российской славы, воздвигнув великолепные обелиски в память знаменитых происшествий, прославивших её царствование, и в честь героев, заслугами своими приобревшими права на благодарность отечества».
Первая война с Турцией запечатлена своеобразным памятником работы Фельтена. Гигантская арка ушла под землю и, как на римском форуме, виден только её верх. К этой арке приставлена колонна Тосканского ордена, также ушедшая в землю. Над её капителью поднимается башенка в готическом стиле. Так в Риме на античных руинах воздвигались феодальные башни. В замке арки — надпись о турецкой войне 1762 г. В другом конце старого парка, среди зеркальных плоскостей постепенно спускающихся прудов, па протоке Вангази — обелиск в честь Морейской победы. Бронзовая доска, украшенная надписью, посылающей в века «медные хвалы», кончается словами: «войск российских было числом 600 человек, кои не спрашивали, многочислен ли неприятель, но где он». Другой обелиск был воздвигнут против окон интимных комнат Екатерины, за зелёным лугом, поднимающимся по тихому скату холмов к сосновой роще, — он был посвящен победе при Кагуле.
Над «светлыми водами», «сияющими в тишине» Большого озера, над «мшистой скалой» формы усеченной пирамиды, над мраморным кубом с бронзовыми досками поднимается Ростральная колонна, украшенная корабельными носами (рострами). На квадратной площадке вверху — орёл, ломающий рога луны — символ торжества России над Блистательней Портой.
Это — памятник морской победы над турецким флотом в Чесменской бухте. К числу памятников славы нужно отнести ещё колонну, поставленную среди лиственниц и посвященную присоединению Тавриды; колонна — из синего мрамора; над её капителью — трофеи из бронзы: турецкое
оружие.
В этой же связи можно отметить и Орловские ворота, поставленные в честь графа Григория Орлова '. С ними связан триумфальный въезд Потёмкина Таврического, возвращавшегося из Молдавии в январе 1789 г.
К этим же памятникам относится ещё Турецкий киоск, словно перенесённый сюда из садов Стамбула. Поставлен он в ознаменование посольства князя Репнина в Константинополь в 1770 г. Все эти «памятники славы» ярко демонстрировали планы «Семирамиды Севера» и агитировали в их пользу.
Поэты в одах воспевали успехи её оружия. Скульпторы и зодчие прославляли эти победы на языке мрамора и бронзы. О своём парке Екатерина II писала: «После каждого воинского деяния воздвигается в нём приличный памятник».
Когда А. П. Куницын при открытии лицея в 1811 г. приветствовал в присутствии царя и его семьи своих будущих учеников, он сказал им: «Среди сих пустынных лесов, внимавших некогда победоносному российскому воинству, вам поведаны будут славные дела героев, поражавших враждебные строи. На сих зыбких равнинах вам показаны будут яркие следы, ваших родоначальников, которые стремились на защиту царя и Отечества. Окружённые примерами добродетели, вы ли не воспламенитесь к ней любовью, вы ли не будете приготовляться служить Отечеству!». Расчёт оправдался. Молодёжь, отзывчивая на всё героическое, отдавалась обаянию этих мест, столь льстивших её национальной гордости. 15летний Пушкин писал: «Здесь каждый шаг в душе рождает воспоминанья прежних лет».
Екатерининский парк был одой XVIII века из зелени и воды, из мрамора и бронзы. Но эта ода Екатерининского парка относилась к реальной действительности так же, как характеристика Екатерины в художественных произведениях Пушкина относилась к портрету её, набросанному им в историческом этюде:
«...Екатерина заслуживает удивление потомства. Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество... Но со временем история оценит влияние её царствования на нравы, откроет жестокую деятельность её деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ угнетённый наместниками, казну расхищенную любовниками покажет важные ошибки её в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами её столетия, — и тогда голос обольщённого Вольтера не избавит её славной памяти от проклятия России».
Так, у Пушкина преломились в своём противоречии «вымысел и действительность»; он был точно ослеплён великолепием, отражение которого ещё лежало на царскосельских «пленительных сенях», и не мог до конца освободиться от его соблазнов.
Не придворной лестью одописца звучат его стихи о «садах, исполненных великою женою». Здесь сказалась власть вымысла, соблазн возвышающего обмана, каким было екатерининское Сарское село, отразившее несбывшуюся мечту о мировой державе в облачении «просвещённого абсолютизма».
Подобно тому, как изменилась в конце XVIII века архитектура дворцов, изменили свой облик и парки. «Памятники славы» были размещены в новом, Английском парке. Как дворец стиля барокко с его волнующимися, неожиданными формами, с блеском и пестротой своей окраски восполнялся контрастными ему, однотонными, правильными формами аллей Французского парка, так спокойные, чёткие формы дворца в классическом, стиле, с его сдержанным декоративным убранством, с его скромной окраской восполнялись по контрасту свободными формами Английского парка с его прихотливыми дорожками, неожиданно меняющими своё направление, с разнообразной окраской деревьев, достигающей особой пестроты в дни «золотой осени».
Что же придавало единство дворцу в стиле барокко и Французскому парку, с одной стороны, и дворцу в классическом стиле и Английскому парку — с другой? В первом случае прихотливая игра человека с тем материалом, из которого он творил свои дворцы и свои парки; во втором случае — стремление приблизиться к природе, понять особенности того материала, из которого они создавались. Вот почему дворец в классическом стиле производит такое же впечатление, как и естественно выросший кристалл, а парк Английский так похож на живописный уголок леса.
При Екатерине II не только был создан Английский парк, но изменился и Французский. Над каналами, кик в Петербурге, появились гранитные горбатые мостики; среди лип прорезали свои линии ряды стройных пихт и косматых елей; старые подстриженные липы, освобождённые от искусственных форм, высоко подняли свои ветви, скрестив их над аллеями и образовав таким образом подобие стрельчатых готических сводов.
Век Екатерины сделался на долгие годы в сознании поэтов «золотым веком» Царского села. Старое название — Сарское село — было вытеснено новым не только изза созвучия этих слов, но и изза стремления подчеркнуть царственный характер этих мест.
Певец «Душеньки» И. Ф. Богданович, который в 1765 г. проживал в Царском селе, сочинил там поэму «Блаженство народов». Поэт вспоминает о своём пребывании в резиденции Екатерины II в стихах «К Музам» (на Царское село) ;
В приятных сих местах,
Оставив некогда сует житейских бремя,
Я с лирой. проводил без дел оставше время,
И мысль моя текла свободно во стихах.
Здесь всё располагало поэта к творческому вдохновению. Он отмечает создание Растрелли — Екатерининский дворец:
Великолепие чертогов позлащенных,
Которых гордый верх скрывается меж туч.
Но больше всего увлекли воображение поэта памятники русской славы:
И славных русских дел явились монументы.
В их славу Древность там
Себе воздвигла храм
И пишет бытия времён неисчислимых,
Какие видел свет
В теченье наших лет.
Насколько поэзия той эпохи была связана с парковым и дворцовым искусством, свидетельствуют высказывания ряда писателей начала прошлого века. Так, Н. М. Карамзин пишет по поводу поэмы Богдановича: «Стихи, какими написана «Душенька», подобны Английскому саду». Эту связь между стилем стихов, между насыщающими их образами, с одной стороны, и между стилем английского парка — с другой, отмечает и Кс Полевой: «Поезжайте в подмосковные дворцы Шереметевых и там увидите вы то же, что в поэме Богдановича». Эти слова ещё в большей мере могут быть отнесены к царскосельским паркам. В образах «Душеньки» нельзя не узнать отражения тех впечатлений, какими обогатило воображение Богдановича пребывание его в Царском селе:
...Сквозь множество дверей
Открылся перед ней
Прекрасный вид аллей
И рощей и полей;
И далее потом высокие балконы
Открыли царство там и Флоры и Помоны,
Каскады и пруды
И чудные сады.
Оттуда сорок нимф вели в её чертоги,
Какие создавать удобны только боги.
Здесь прекрасно показана та связь, которая объединяет в одно органическое целое дворец и парк. Парк показан через двери дворца, показан с его балконов. Это отличный приём для раскрытия существа паркового и дворцового искусства той эпохи.
| Предыдущая страница | Следующая страница |